В роли мамы Стиффлера в данном случае выступила не милая девушка, выступившая в роли надсмотрщика; и не женщина-психолог, у которой ее профессия выступает крупными буквами на лбу. Ею не была также улыбчивая девушка в окошке, принявшая мои документы, ни та, что обходила со списком "своих" нас всех, пока не нашла и меня. Никто из них не был Мегерой, Эринией либо Горгоной. Но все вместе они составили пыточный аппарат, не моргнув глазом пропустивший сквозь себя около 40 человек, включая меня. Они просто делают свою работу, стараясь при этом облегчить нам жизнь. Улыбаются, объясняют - а потом идут домой и пьют чай с печением. А кто-то, кто сегодня сдавал эти экзамены станет главой Генштаба, и убьет в грядущей войне их детей; другой будет командовать каким-нибудь баталтоном пехотинцев, и выведет из-под огня полдеревни мирных жителей; еще один пойдет служить в разведку, и заснет, не прочитав лишнюю кипу донесений - потом его будут судить за гибель разведчикоа в Ливане. А они не знают. Они идут домой и, переодевшись в домашние тапочки, топают на кухню за шоколадкой.

С 8 утра до половины пятого с часовым перерывом. От меня требовали всяческого признания в человеконенавистничестве, многочмсленных попытках самоубийства и ежедневных приступах депрессии. Я стоически отвергал все очевидные факты, и описывал очевидно суицидальные картинки в розовых тонах. Что ж, посмотрим...

При этом на обратном пути пришлось заехать на базу за забытым вопросником для завтрашнего доступа секретности. Уфффффффффффффф.....