Вместо того, чтобы подбирать себе расписание на следующий семестр, подавать две апелляции, съездить поискать работу, распечатать пару-тройку маек и посидеть, наконец, в кафе со знакомой - вместо всего этого я сижу дома, хандрю и читаю Стругацких.
Итак, "Стажеры". Заметный прогресс после коммунистического прекраснодушия "Страны багровых туч" и "Пути на Амальтею", хотя до уровня "Хищных вещей века" - следующего крупного произведения АБС - как от Мирза-Чале до Барселоны пешком. Но авторы уже начали вносить в книгу какие-то идеи, и пусть это еще не размышления об обществе, но уже появляется тема "Имею ли право..?", столь значимая у Стругацких. В книге много легкого юмора, читается с превеликим удовольствием. Как я уже писал, книга начинается с двух тяжелых психологических эпизодов - к сожалению, для меня они остались лучшими во всей книге, хотя были и дальше довольно сильные места. Обратило на себя внимание наличие прямо в книге ответов на некоторые из поставленных там вопросов. Пожалуй, одна из главных тем книги - геройство и обычные люди. Тема рассматривается с разных сторон. В частности, "стажер" Юрий Бородин восхищается отвагой Юрковского и не понимает, как мог прославится такой "сухарь", как капитан корабля Быков, который целый день сидит в домашних тапочках и тренировочных штанах в кают-кампании и читает газеты, попивая чай. Объяснение бортинженеры Жилина (спасенного там же Быковым в "Пути на Амальтею") выглядит как-то глупо: "Знаешь, в чем работа Быкова? Быть всегда готовым. Это очень сложная работа. Тяжелая, изматывающая. Нужно быть Быковым, чтобы выдерживать все это. Чтобы привыкнуть к постоянному напряжению, к состоянию непрерывной готовности. Не понимаешь?" Слушая это объяснение, лично я вспоминаю анекдот, в котором муж объясняет жене, что дома всё должна выполнять она, а его дело - непредвиденные ситуации. Ну, вот если случится землятресение... Но я привожу этот пример как раз в объяснение собственного тезиса, что некоторые подвопросы повести получают в ней же быстрые ответы: вот и Юра довольно быстро осознает, что "быть готовым" - все же тяжелая работа. Во время тревоги (учебной, как мы потом узнаем) бедняга, изнывая от жары, усталости и неизвестности, сторожит отсек в корабле. Тут-то до него (и нас ) и доходит ответ на поставленный вопрос.
Идея "обычных людей" затрагивается и с такой необычной стороны, над которой надо будет еще подумать: вот.вот.

Я вспоминаю одну историю, - проговорил он. Он глядел прямо на лампу, зрачки у него стали как точки. - У меня был товарищ, звали его Толя. Мы вместе в школе учились. Он был всегда такой незаметный, все, бывало, копался в мелочах. Мастерил какие-то тетрадочки, клеил коробочки. Очень любил переплетать старые зачитанные книжки. Добряк был большой, до того добряк, что обидных шуток не понимал. Воспринимал их как-то странно и, на наш тогдашний развеселый взгляд, как-то даже дико. Запустишь ему, бывало, в кровать тритона, а он его вытащит, положит на ладонь и долго рассматривает. Вы вокруг гогочем, потому что смешно, а он его разглядывает, а потом скажет негромко: "Вот бедняга" - и отнесет его в пруд. Потом он вырос и стал где-то статистиком. Всем известно, работа эта тихая и незаметная, и все мы считали, что так ему и надо и ни на что другое наш Толя не годится. Работал он честно, без всякого увлечения, но
добросовестно. Мы летали к Юпитеру, поднимали вечную мерзлоту, строили новые заводы, а он все сидел в своем учреждении и считал на машинах, которые не сам придумал. Образцовый маленький человек. Хоть обложи его ватой и помести в музей под колпак с соответствующей надписью: "Типичный самодовлеющий человечек конца двадцатого века". Потом он умер. Запустил пустяковое заболевание, потому что боялся операции, и умер. Это случается с маленькими людьми, хотя об этом никогда не пишут в газетах.
Жилин замолчал, словно прислушиваясь. Юра ждал.
- Это было в Карелии, на берегу лесного озера. Его кровать стояла на застекленной веранде, и я сидел рядом и видел сразу и его небритое темное лицо... мертвое лицо... и огромную синюю тучу над лесом на той стороне озера. Врач сказал: "Умер". И тотчас же ударил гром невиданной силы, и разразилась такая гроза, какие на редкость даже на южных морях. Ветер ломал деревья и кидал их на мокрые розовые скалы, так что они разлетались в щепки, но даже их треска не было слышно в реве ветра. Озеро стеной шло на берег, и в эту стену били не по-северному яркие молнии. С домов срывало крыши. Повсюду остановились часы - никто не знает почему. Животные умирали с разорванными легкими. Это была неистовая, _з_в_е_р_с_к_а_я_ буря, словно весь неживой мир встал на дыбы. А он лежал тихий, обыкновенный, и, как всегда, это его не касалось. - Жилин снова прислушался. - Я, Юрик, человек не трусливый, спокойный, но тогда мне было страшно. Я вдруг подумал: "Так вот ты какой был, наш маленький скучный Толик. Ты тихо и незаметно, сам не подозревая ни о чем, держал на плечах равновесие Мира. Умер и равновесие рухнуло, и Мир встал дыбом". Если бы мне тогда прокричали на ухо, что Земля сорвалась с орбиты и ринулась на Солнце, я бы только кивнул головой.
И еще я тогда подумал... - Жилин помолчал. - Я подумал: почему он был таким скучным и таким маленьким? Ведь он был очень скучным человеком, Юра. Очень. Если бы эта буря случилась у него на глазах, он наверняка бы закричал: "Ах! Тапочки! Тапочки мои сохнут на крыльце!" И побежал бы спасать тапочки. Но почему, как он стал таким?
Жилин замолчал и строго посмотрел на Юру.
- Но он же сам был виноват... - робко сказал Юра.
- Неправда. Никто никогда не бывает виноват только сам. Такими, какими мы становимся, нас делают люди. Вот в чем дело. А мы... Как часто мы не платим этот должок... Почти никогда. А ведь нет ничего важнее этого. Это главное. Сейчас это главное. Раньше главным было дать человеку свободу стать тем, чем ему хочется быть. А теперь главное - показать человеку, каким надо стать для того, чтобы быть по-человечески счастливым. Вот это сейчас главное, - Жилин посмотрел на Юру и вдруг спросил: - Правда?

В книге неоднократно идет обсуждение проблемы "маленьких людей", местами даже обобщая это до "проблемы мещанства" - тема, переросшая в "проблему общества потребления" в Хищных вещах века. Однозначного ответа на этот вопрос нет, но есть - и красивый - ответ по второй (или, скорее, первой) заявленой теме. Геройство.

"Юра снова закрыл глаза. Погибли, подумал он. Никто больше не назовет меня кадетом и не попросит побеседовать со стариком, и никто не станет добрым голосом застенчиво читать свои мемуары о милейших и прекраснейших людях. Этого не будет никогда. Самое страшное - что этого не будет никогда. Можно разбить себе голову о стену, можно разорвать рубашку - все равно никогда не увидеть Владимира Сергеевича, как он стоит перед душевой в своем роскошном халате,
с гигантским полотенцем через плечо и как Михаил Антонович раскладывает по тарелкам неизменную овсяную кашу и ласково улыбается. Никогда, никогда, никогда... Почему никогда? Как это так можно, чтобы никогда? Какой-то дурацкий камень в каком-то дурацком Кольце дурацкого Сатурна... И людей, которые должны быть, просто обязаны быть, потому что мир без них хуже, - этих людей нет и никогда больше не будет... Юра помнил смутно, что они что-то там нашли. Но это было неважно, это было не главное, хотя они-то считали, что это и есть главное... И, конечно, все, кто их не знает, тоже будут считать, что это самое главное.
"Это всегда так. Если не знаешь того, кто совершил подвиг, для тебя главное - подвиг. А если знаешь - что тебе тогда подвиг? Хоть бы его и вовсе не было, лишь бы был человек. Подвиг - это хорошо, но человек должен жить."

Эту книгу стоит прочесть - легкая, она тем не менее содержит те зерна, из которых позже вырастут "Хищные вещи века", идеи, которые будут видны в "Трудно быть богом", "Граде обреченном" итд.